516. Джатака о великодушной обезьяне и предателе

Перевод с пали: В. Эрман, А.В. Парибок


"В столице Каши, в Варанаси…" – это произнёс Учитель, пребывая в Бамбуковой роще, по поводу Девадатты, ранившего его обломком скалы. Сначала Девадатта подослал лучников убить Учителя, а когда это не вышло, он сам сбросил на Учителя обломок скалы и поранил ему ногу. Однажды монахи заговорили об этом и порицали Девадатту. "Не только теперь, о монахи, но и прежде Девадатта поранил меня обломком скалы", – произнёс Учитель и рассказал о былом.

"В столице Каши, в Варанаси,
правил царь, страны благодетель.
Однажды с друзьями-советниками
в парк Мригачиру он направился.
Увидал он там страшного брахмана –
побелевшего, с выцветшей кожею,
Не человека – развалину,
только кости кожей обтянуты.
Состораданьем великим охваченный
при виде несчастья подобного,
Спросил его царь в изумлении:
"Ты кто, человек или нелюдь?
Руки-ноги твои совсем выцвели,
голова же и их белее,
А телом ты стал весь пегий,
вся кожа твоя в боляках,
На спине у тебя промоины,
как на улице после ливня,
А суставы все в черных шишках.
Я такое впервые вижу.
Твои ноги покрыты пылью,
и ты истомился от жажды,
Отощал – одна кожа да кости –
и, как видно, изголодался.
Откуда ж ты к нам явился,
безобразный и страшный с виду?
Я скажу, даже мать родная
твоего погнушалась бы вида.
За что тебя это постигло?
На святого ль ты руку поднял?
Какое деянье преступное
тебя ввергло в такие муки?"

 

Брахман ответил:

 

"Ну что ж, расскажу по порядку,
пусть наукой другим сие будет.
Ведь правдивых людей в этом мире
мудрецы всегда прославляют.
Я пошел за своими быками
и случайно в лесу заблудился,
В чаще глухой и бесплодной,
где слоны лишь стадами бродят,
За оленями хищники рыщут.
И грозила мне верная гибель.
Проплутал я в лесу неделю,
истерзался от жажды и голода
И набрел на дерево тиндуки,
а росло оно над обрывом
И увешано было плодами.
Я давно уж проголодался –
Отведал сначала падалицы,
очень она мне понравилась,
Но мне показалось мало,
и я забрался на дерево:
"Вот где наемся вволю!"
Съел один плод, сидя на ветке,
Потом потянулся к другому –
да сломалась под тяжестью ветка,
Словно ее подрубили.
И тут я вместе с ветвями,
Головою вниз, вверх ногами,
низвергся в отвесную пропасть
И не смог ни за что уцепиться.
Я упал в озерцо глубокое,
потому не убился насмерть.
Добрых десять дней просидел там
и не чаял, что жив останусь.
Но пришел туда царь обезьяний.
Хвост его был попдобен бычьему,
Ночевал он в горных пещерах,
днем же прыгал с ветки на ветку,
Собирая плоды лесные.
Увидал меня сей лесной житель –
А я был и бледн, и тощ, –
и стало ему меня жалко.
"Назовись! Ты кто и откуда?
Как в пропасти ты очутился?
Ты человек или нелюдь?"
Я с мольбою ему поклонился
И почтительно зверю ответил:
"Человек я, в беду попавший,
избавленья отсюда нет мне.
Да пребудет с тобою благо!
Я молю тебя о спасенье".
Он сперва взял тяжелый камень
и, силы свои проверяя,
Поднялся с ним из ущелья,
а потом ко мне обратился:
"Ну-ка, сядь ко мне на спину, братец,
обхвати мне шею руками,
Я тебя из провала вытащу".
Так сказал мне царь обезьяний.
Я все сделал, как он велел мне:
сел ему на крепкую спину,
А руками схватился за шею.
Вылез зверь со мной из провала,
И хоть сильным он был и мощным,
изнемог от великой натуги.
И сказал мне царь обезьяний,
добравшись до самого верха:
"Теперь ты побудь моим стражем,
я хочу вздремнуть ненадолго.
Львы и тигры по лесу бродят,
есть медведи вокруг и пантеры.
На меня они броситься могут,
если я задремлю беспечно.
Отгоняй их, коли заметишь".
Так охрану он мне доверил
и тут же заснул ненадолго.
А в душе моей той порою
мерзкий замысел зародился:
"Обезьяны – людям пожива,
как любые лесные твари.
Почему бы его не убить мне –
я бы досыта мяса наелся!
Будь я сыт, я и сил бы набрался,
взял бы мяса с собою в дорогу,
Я бы выбрался из чащобы,
и вернулся обратно к людям".
Взял я в руку обломок скалы
и ударил его по темени.
Но в руке моей не было силы,
и удар получился слабым.
Обезьяна вскочила мигом
(а по темени кровь струилась)
И с глазами, полными слез,
сказала, меня укоряя:
"Что же ты сделал, любезный!
Как на такое решился!
Пусть пребудет с тобою благо –
но я-то просил о защите!
Горе тебе, человек,
на злодейство ты покусился!
Кто, как не я, тебя вызволил
из гибельной этой пропасти?
Я вернул тебя с того света,
и ты предать меня вздумал?
Ты злодей и злодейство замыслил,
которого нет страшнее.
Не пришлось бы тебе за это
претерпеть немалые муки.
Ох, погубишь ты себя злодейством,
как бамбук от плодов своих гибнет.
Нет тебе больше веры,
ведь замыслил ты злодеянье.
Иди теперь вслед за мною
и не скрывайся из виду".
Стал он прыгать с ветки на ветку
и показывать мне дорогу.
Так меня он к деревне вывел
и на том со мной распрощался:
"Теперь звери тебя не тронут,
ты вышел к людским селеньям.
Ступай, человек ты неправедный.
Вот дорога – иди, куда хочешь".
Омыл обитатель лесов
свою рану в ближайшем озере,
Вытер слезы, лицо осушил
и направился в горы обратно.
Ощутил я жжение в теле
и подумал, что он меня проклял.
Все нутро у меня горело;
захотелось воды напиться.
Подошел – и вдруг показалось,
что вода в пруду закипела
И что красен он весь от крови,
полон сукровицы и гною.
Сколько капель воды попало
мне тогда на голую кожу –
Столько вздулось на ней нарывов
размером с полплода бильвы.
Созрели они, полопались,
трупный смрад из себя источая,
И потек из них гной кровавый.
Куда бы теперь не пришел я –
в деревню ли, в городок ли,
Мужчины и женщины палками
мне дальнейший путь преграждают:
"От тебя смердит трупной вонью,
не смей подходить к домам близко!"
И терплю я такие муки
седьмой год с тех пор непрерывно,
Ужасных своих деяний
пожинаю плоды достойные.
Да пребудет со всеми благо,
кто меня послушать собрался!
Благодетелей не предавайте,
нет греха тяжелее измены.
Того, кто предаст благодетеля,
поражает проказа и язвы,
А после смерти предатель
попадает в ад непременно".

Этот человек еще продолжал говорить что-то царю, но земля под ним разверзлась, и в тот же миг он провалился в ад Незыбь. А царь после этого покинул парк и вернулся в город".

Рассказав эту историю, Учитель повторил: "Как видите, монахи, Девадатта не только теперь, но и прежде поранил меня обломком скалы". И он отождествил перерождения: "Человеком, предавшим своего благодетеля, был тогда Девадатта, а обезьяньим царём – я сам".


| В начало страницы | | На основную страницу |